Петровский[499]. Так Молотов стал полноправным членом Политбюро и оставался таковым в течение следующих трех десятилетий. Партию переименовали — РКП (б) в ВКП(б), отразив преобразование Советской России в СССР. На заседании Политбюро 11 января Каменева лишили еще и должности председателя СТО (вместе с упразднением самой должности все полномочия руководителя СТО перешли к председателю Совнаркома Рыкову) и, несмотря на его отчаянное сопротивление, назначили наркомом торговли. Молотов при сем не присутствовал — он был в городе на Неве.

Постановление ЦК о командировании к ним докладчиками о работе XIV партсъезда группы членов ЦК Ленинградский губком получил 4 января. Молотов вспоминал: «Я был во главе, организатором этого дела, ударной группы “дикой дивизии”, как нас называли зиновьевцы… Зиновьев пригласил нас к себе любезно в кабинет: “Что вам нужно, может быть, выяснить? Вы скажите, мы расскажем, как, что?”»[500]. Приехавших губком планировал сразу отправить на городское собрание партактива, где их ждали бы неизбежные обструкция, позор и изгнание. Но те, люди опытные, сразу всё поняли. Вот что пишет по этому поводу Батрак: «Делегация не пошла на эту удочку. Тов. Молотов заявил им:

— Отчетную кампанию надо начинать не с партактива, а чтобы выявить подлинное мнение ленинградской организации, нужно начать ее с низовых партийных коллективов.

После этого в течение двух недель ходили изо дня в день на собрания партийных коллективов по фабрикам и заводам»[501].

Жили эмиссары Политбюро в «Европейской», где продолжалась обычная жизнь, описанная современником. «Не желаете ли марафету? В баре гостиницы “Европейская” десятка три девиц демонстрируют свои румяна и дешевые колечки мужчинам в фуражках и шубах, стаканами пьющих спиртное, треть из них составляют воры, другую треть — взяточники, а остальные — рабочие и товарищи, одолеваемые хандрой, которая к трем часам пополуночи разражается драками и поножовщиной»[502]. Но высоким гостям из Москвы было не до этого праздника жизни. Они убеждали работяг-партийцев в справедливости политики ВКП(б). Работенка была не для слабонервных. Как было написано в вышедшей в 1940 году книге «Революционная деятельность В. М. Молотова среди питерских рабочих», «собрания проходили бурно. Зиновьевская шайка посылала на эти собрания самых прожженных двурушников, махровых оппозиционеров, которые пытались сорвать их наглыми выпадами, криком, шумом»[503].

Люди из Центра свое дело делали, первичные организации одна за другой принимали резолюции в поддержку позиции ЦК. Зиновьев явно переоценил собственные возможности. Оставались два наиболее крепких орешка — «Красный Треугольник» и Путиловский, которых сознательно оставили на потом. На «Треугольник» пошли впятером — Молотов, Калинин, Ворошилов, Петровский, Киров. Две тысячи человек в заводской столовой, в основном представительницы прекрасного пола. «Драка была невероятная, характер собрания таков, какого я с октябрьских дней не видел, но даже не представлял, что может быть такое собрание членов партии. Временами в отдельных частях собрания дело доходило до настоящего мордобоя! Говорю, не преувеличивая»[504], - сообщал Киров по горячим следам Орджоникидзе. Молотов хорошо помнил это собрание и через полвека: «Начинаем голосовать — пока что по второстепенным вопросам. Половина — за, половина — против. Никак… Они путали нам ряды, у нас складывалось большинство, но еще не очень очевидное. Неуверенное, неясное, потому что в этой массе много рук за одно, много рук за другое. Не поймешь. Они тоже дали свои лучшие силы, только Зиновьева не было, а остальные там были крупные ораторы… Тут уж я сказал Калинину: “Становись на стол и кричи, что ты председатель, и командуй!” Он встал на стол: “Дорогие товарищи, те, кто за ЦК, — направо, кто за ленинградскую группу, оппозицию, — налево!” Кое-как утихомирили зал… И потом, когда стали голосовать окончательно, я не помню точно, то ли большинство наше, то ли половина на половину»[505]. Молотов не случайно запамятовал, как закончилось голосование, — точный итог подвести не удалось (хотя, конечно, ЦК отрапортовал о своей победе).

К партсобранию на «Красном Путиловце» стороны готовились, как к последнему бою. Сторонники ЦК 20 января заменили охрану завода, чтобы зиновьевцы со стороны туда не проникли, и на тот же день назначили собрание. Оппозиционеры из заводского парткома поспешили расклеить объявления с другой датой — для срыва явки, а когда поняли, что это не работает (охрана не выпускала коммунистов с предприятия), тараном проломили заводскую стену, чтобы запустить на собрание две-три сотни проверенных комсомольцев. Не помогло: «Огромное большинство коммунаров-краснопутиловцев решительно отмежевалось от оппозиции, лишило полномочий бюро коллектива и осудило райком и губком»[506]. ЦК мог праздновать победу за явным преимуществом. Молотов вновь появился в городе в начале февраля, чтобы констатировать:

— Партаппарат, оторвавшийся от массы, противопоставивший себя парторганизации, наскочил на такие препятствия, которые он преодолеть не смог. Организация сломила сопротивление своего партаппарата, радикально изменила его состав, реорганизовала весь аппарат снизу[507].

Только победитель определяет, кто нарушает нормы внутрипартийной демократии. Главным докладчиком на XXIII чрезвычайную городскую конференцию, открывшуюся 10 февраля, ЦК не побоялся прислать Бухарина, который был наиболее сильным аллергеном для ленинградской организации. Молотов и Бухарин остановились в одном номере в «Европейской», где впервые, пожалуй, познакомились чисто по-человечески. Дед вспоминал Бухарина как общительного, остроумного человека, с которым было весело проводить время. Решения XIV съезда были одобрены, Киров — избран первым секретарем вместо Зиновьева.

Против «объединенной оппозиции»

В среде зиновьевцев, теснимых от рычагов власти, быстро вызревала готовность к союзу с Троцким, к которому, как к мощному политическому магниту, уже подтянулись остатки разгромленных в предыдущие годы группировок децистов, «рабочей оппозиции» и «рабочей группы». Троцкий писал: «При первом же свидании со мною Каменев заявил: «Стоит вам с Зиновьевым появиться на одной трибуне, и партия найдет свой настоящий центральный комитет»[508]. При этом Зиновьев и Каменев раскрыли перед Троцким все секреты кремлевской политической кухни, детали функционирования «семерки» и т. д. Направлением первого удара по большинству ЦК были выбраны экономическое положение страны и экономическая политика правительства. Урожай выдался неплохим, но у крестьян вновь не было стимула продавать зерно.

— Мы рассчитывали осенью этого года, что урожай будет хорош, что в этом году мы обеспечим себя крупными хлебными заготовками, большим вывозом хлеба за границу и тем самым получим денежную иностранную валюту, получим возможность покупать за границей для нашей промышленности и сельского хозяйства то, что мы хотим. Мы рассчитывали, что урожай этого года обеспечивает нам исключительно быстрый темп развития нашей промышленности. Оказывается, мы тут кое в чем основательно просчитались[509], - признавался Молотов в феврале 1926 года.

После объявления